В Валдае, ночью, когда мы спали поверх спальников на кривом полу в старом-старом домике у реки, мне приснился сон.
Я старалась очень осторожно просыпаться, потому что мои сны при пробуждении рассыпаются буквально на глазах, но все равно большая часть опять потеряна, в руках остались только несколько ниток с узелками.
Но самое главное все же уцелело. Кажется.
читать дальшеПредыстория примерно такая: произошла некая катастрофа. С криками, смертями и полу-смертями, с разрушениями и проч. и проч. Какая - уже не важно, но виноватых нашли. Косвенно виноватых, но по закону и голым фактам на этих двоих лежит огромная вина, и они приговорены к смерти. Время примерно наше, то есть ничего зрелищного типа виселицы и гильотины, все цивильно, но ведь сути не меняет. Они умрут через полнедели, эти двое почти не знакомых друг другу людей, причем за то, в чем чисто по-человечески и не виноваты даже. Но приказ подписан, и нет никаких лазеек. Голые факты говорят только против них.
И где-то там есть я. Не помню, какое имею отношение к их судьбе, совсем ведь никакого. Моя роль тут так мала, что я не смогла бы ничего изменить, то ли помощник секретаря, то ли знакомая свидетеля. Но как-то я с ними связана, и их положение причиняет огромную боль. Меня терзает тоска по двум загубленным жизням, боль за без вины виноватых. Хоть сама за них на смерть иди, так ведь не пустят.
И тогда я прихожу в подземелье, где они ждут исполнения приговора. Вполне современное подземелье, с цифровыми замками и охранниками в синих рубашках. И я говорю с осужденными с глазу на глаз через толстые прутья решетки.
Они такие разные, эти двое.
Один похож на Алька из "Года крысы", да это почти он и есть. Высокий, с острым колюще-режущим взглядом сверху вниз, И каждое слово может ударить наотмашь. И я не понимаю, почему он, такой гордый, вообще со мной говорит. Такому человеку сейчас бы в самый раз замкнуться в себе, беззвучно беситься, остервенело ненавидеть окружающий мир и свою судьбу, оканчивающуюся так по-идиотски.
А вместо этого он со мной разговоры разговаривает. Со мной, девицей в деловом костюме, которую видит первый раз в жизни, которая, запинаясь, лепечет что-то несвязное и виноватое... И чувствует себя дурой, надо заметить. Но не прийти было невозможно, я бы тогда сама себя изнутри съела. Знать о том, что невиновные погибнут, и остаться равнодушной, хотя ты очень-очень косвенно, но замешана в их судьбе... Нет. Уж лучше прийти и сказать хоть что-то.
Пришла и сказала. И мне спокойно ответили. И я безмерно удивилась, увидев вместо тугого упругого комка ненависти это глубинное спокойствие.
Второй осужденный полная противоположность первого. Ниже меня на полголовы, овальный и мягкий, совсем безобидный и добрый человек, с темными грустными глазами. Он не привык к резким поворотам сюжета и хоть сколько-нибудь большой ответственности. И это событие должно было его сломать. Повергнуть в апатию, лишить любой возможности сопротивляться. А вместо этого он тоже мне отвечал. Печально, и очень тихо, но прямо глядя в глаза.
И я опять безмерно удивилась, увидев вместо пустой оболочки это невесомое равновесие.
Я приходила к ним минимум два раза и никогда не говорила с обоими одновременно. Но такое ощущение, что оба разговора тет-а-тет шли параллельно и не влияя друг на друга. Да сам разговор не важен, он был просто путем, через который приходит понимание.
А я их поняла. Запрятанная в глубь сердца истерика спрятала когти и свернулась в тяжелый клубок.
И они поняли, что я со страшной силой их жалею и им сочувствую, и боюсь оскорбить их своим сочувствием, сделать еще хуже, чем есть.
Эти два совершенно разных человека на удивление одинаково принимали свою судьбу. По-разному, но принимали. И отчего-то мне казалось, что точно так же поступила бы и я. Принять случившиеся, как оно есть. Осознать свою почти гипотетическую вину и принять наказание за нее. Добровольно. Тогда есть шанс не сойти с ума и хоть как-то прожить оставшиеся дни. В таком свете разговор с незнакомой девицей кажется просто еще одним желанным кусочком жизни.
Я приходила за три дня до казни, которая была почему-то в субботу, я приходила за два дня и встречала тень приветливости на лицах, я очень боялась приходить накануне. Но, кажется, должна была - сказать "прощай" уже почти родным душам. Я успокоилась, потому что была спокойна за них. Не свихнутся. Уйдут и, может быть, придут куда-нибудь еще.
А потом меня разбудили, и теперь даже не знаю - был ли приведен приговор в исполнение, или свершилось-таки чудо?